Глава 5. УВЛЕЧЕНИЕ НА ВСЮ ЖИЗНЬ (ОЧЕРКИ И РАССКАЗЫ)
С чего все началось или краткая биография одного подводного охотника
Если время измерять рамками одной жизни, то моя подводная охота началась очень давно. На самом же деле — это довольно молодой вид спорта, которому нет еще и 60 лет. В 50-х годах мы узнали, что француз Жак Ив Кусто придумал аппарат для автономных погружений человека под воду — акваланг. Были переведены и изданы увлекательные книги о подводной охоте Кусто и Джеймса Олдриджа, вышел на наши экраны цветной фильм с подводными съемками "Голубой континент".
С этого момента тысячи советских мальчишек бредили сказочным подводным миром. Я был одним из них.
В пятидесятые годы в московских магазинах появилось первое подводное снаряжение, были выпущены промышленностью первые ружья с резиновыми тяжами. Семья моя не бедствовала, но и удовлетворять столь экзотические желания детей (а нас у отца с матерью было трое) возможности не имела. Поэтому я больше полагался на свои руки и смекалку. Первую маску для подводного плавания сделал из губчатой резины и оргстекла. Вода в нее набиралась стремительно, оргстекло столь же быстро запотевало. Но именно в этой маске я впервые увидел подводный мир ... в ванне. Следом за самодельной маской, на свет появилось ружье. К тому времени у пионера Виталия Виноградова был богатый опыт изготовления и эксплуатации всякого рода рогаток и самострелов. Поэтому не удивительно, что юная конструкторская мысль потекла именно по этому руслу: ружье имело деревянное арбалетное ложе и резиновые тяжи по образцу рогатки.
Не стану придумывать свои первые подводные подвиги с использованием этого снаряжения — их просто не было. Те первые маска и ружье так и остались уникальными образцами и в серьезную эксплуатацию не пошли. Теперь они хорошо смотрелись бы в соответствующем музее. Но долгие часы, дни и недели, в течение которых я придумывал свои детища, доставал необходимые материалы и потом мастерил их, укрепили в душе подростка приверженность к подводному миру.
Окончив шестой класс средней школы, я вновь собрался поехать на каникулы к дяде, который жил в Крыму. И вот тут я получил от своей старшей сестры Тамары, может быть, самый лучший подарок в своей жизни — новенькие, сверкающие краской и металлом, подводное ружье, ласты, маску и трубку. Полный набор прямо из магазина! О таком я и мечтать не мог. Ружье было почти с меня ростом и казалось мне совершенством, венцом советской научно-технической мысли.
...Крым. Поселок Фрунзенское расположился в замечательной долине под левым боком Медведь-горы. Домик дяди Жоры стоял в парке санатория Министерства обороны, в двухстах метрах от моря. Можно ли еще о чем-то мечтать московскому школьнику, который на полтора месяца летних каникул был предоставлен жаркому солнцу, ласковому морю и самому себе? Было так здорово! Не знаю, может, это мне просто кажется, но раньше в Крыму будто бы и солнце было ярче, и море голубее, и фрукты слаще... То же самое и с моими личными впечатлениями. В детстве они были настолько сильными, яркими и глубокими, что незначительные, казалось бы, события или картины до сих пор стоят перед глазами и через сорок лет волнуют душу.
Мне не обязательно закрывать глаза, чтобы в сознании во всех красках всплыла картина подводного мира, которую я впервые увидел. Произошло это в том же Фрунзенском годом раньше, когда мой первый наставник по подводной охоте надел на меня маску и я увидел ЭТО. Володя (фамилии я и тогда не знал) был местным жителем, недавно отслужившим в армии молодым человеком. Рыбу он стрелял не только для своей семьи, но и на продажу. Впоследствии я задавался вопросом, чего это он возился со мной — мальчишкой? Проку от меня никакого, одна морока — трата времени. Теперь, наверное, знаю правильный ответ: настоящему охотнику и истинному любителю природы всегда нужен друг. Ему нужен человек, понимающий его восторг и переживания, всегда готовый выслушать и понять любые признания и исповеди, как бы необычны или даже смешны они ни были. Другими словами — родная душа. И возраст здесь не имеет никакого значения.
Володя первым показал мне подводную сказку наяву, и я ему за это буду признателен всегда. Под влиянием увиденного и родилось сильное желание заняться подводным спортом и подводной охотой. Это желание побудило меня в следующую зиму искать в библиотеке книги о подводных приключениях и мастерить собственное снаряжение. Теперь вы представляете, как я был рад подарку сестры.
Естественно, что в свой первый охотничий сезон, я целые дни проводил на море. Иногда Володя брал меня с собой, но чаще я охотился один, так как мой друг не имел столько свободного времени, как школьник на каникулах. В те давние времена подводный охотник был в диковинку даже на берегу Черного моря.
В нашем поселке, кроме нас, охотился еще один молодой мужчина из местных. О нем я знал только, что он глухонемой и потому, будто бы, может нырять на любую глубину. Потом, через несколько лет, я понял, что немота и глухота никак не связаны с возможностью глубоко нырять, а тогда я ему сильно завидовал. Мне тоже хотелось скорей научиться глубоко нырять и добывать крупную рыбу. Такую, как однажды видел в руках глухонемого охотника: у меня аж дух захватило при виде лобана не менее метра длиной, а может и больше! Вообще он никогда не носил много рыбы, но всегда его добыча была особенно крупной.
Охотился я сначала в одних плавках, а потом в старой рубахе или свитерочке. Тогда все лето было жарким и вода в море всегда была очень теплой. Отправляясь к морю, проходил мимо санатория. Там у пляжа висела дощечка, на которой белой краской было написано "температура воздуха — ..." и "температура воды —...". Каждый день на ней мелом проставляли соответствующие цифры. Через столько лет у меня перед глазами эта дощечка, и на ней мелом проставлены одинаковые цифры "+ 28 "С". И все же после полутора часов охоты я отчаянно замерзал. На глубине 8—10 метров вода была намного холодней, чем у поверхности, резких движений делать на охоте тоже не положено, а согревающей подкожной жировой прослойкой я и сейчас не обзавелся. Вот и дрожал к концу каждого заплыва, как осиновый листок.
Первые заплывы были на пляже возле "Медвежонка". Наверное, не все знают, что недалеко от горы Аю-Даг (Медведь-горы) есть круглой формы скала, соединяющаяся с берегом узким низким перешейком и носящая имя "Медвежонок". Чтобы обогнуть ее, надо проплыть не более ста метров, при этом глубина будет меняться от нуля до восьми метров и потом снова до нуля. С отвесной морской стороны на Медвежонке имеются кварцевые гнезда, в которых я находил кристаллы горного хрусталя. За Медвежонком, на котором всегда полно мальчишек и отдыхающих, расположился каменистый пляж. Немногочисленные в те годы отдыхающие его не жаловали: зачем мять бока на камнях, если есть рядом песчаные пляжи? Еще немного дальше за этим диким пляжем отгороженные от него выдающейся в море разрушенной скалой находились останки Генуэзской пристани. Туда уже никто из отдыхающих не ходил, и это место было почти всегда безлюдным. Большие глубины, скальная береговая стена и два островка, очевидно, когда-то служившие опорой для причала, создали здесь очень красивый подводный пейзаж.
Медвежонок и старая пристань служили мне самым первым полигоном, где приобретался первый подводный опыт. Делал я это самостоятельно, так как для Володи то были детские забавы: охотничьи места у него были совсем другие. Например, голова Медведь-горы. На следующие два года и для меня она стала родной.
Голова Медведь-горы, то есть та часть Аю-Дага, которая опущена в море, представляет собой значительный участок побережья, отрезанный от остального берега естественными преградами. С двух сторон отвесные скалы опускаются прямо в море, а спуск сверху по крутому сыпучему ущелью слишком труден для неподготовленного человека. В первое время мы с Володей брали напрокат прогулочную лодку, чтобы заплыть на "голову". Но потом нас начали гонять пограничники, и мы стали добираться к месту охоты вплавь.
Условия и подводные ландшафты на "голове" для охоты великолепные! Если плыть вдоль горы из Фрунзенского, то сначала идет скальный берег — вертикально вверх на десятки метров и на шесть-семь метров в воду. В этой части горы два темных грота, уходящие внутрь ее на несколько метров. Заплывать в них было страшновато, хотя, кроме крабиков, там никто не жил. В гротах царил полумрак, да вода плескалась. Далее выплывали к малому дикому пляжу — пятидесятиметровой бухточке с мелкой галькой. Малый дикий пляж отделен от большого нагромождением огромных валунов, уходящих глубоко в воду и возвышающихся над ней. Большой пляж в три раза длиннее малого.
К нему с самого верха горы ведет сыпучий каньон, по которому при большом желании можно спуститься и подняться. Далее идут сплошные скалы и валуны, в давние времена, по-видимому, отколовшиеся от Медведя. Берег поворачивает и, будь Аю-Даг действительно лежащим гигантским медведем, то его правая щека, шея, плечо и тело до самого брюха — сплошные дикие скалы, не имеющие подходов с берега и отгороженные от цивилизации территорией всемирно известного пионерского лагеря "Артек".
Столь подробно я описал эти места потому, что они уникальны и первозданны. Там нет никаких построек, практически не бывает людей. Расположенные в центре Крымского побережья, они в то же время самые дикие. За десятилетия в этом затерянном мире ничего не изменилось, хотя каждый клочок этой курортной страны занят и застроен людьми.
Подводные ландшафты на "голове" соответствуют прибрежным. Вода не мутится даже при небольших штормах, и десятиметровая видимость является обычной. Я проводил там по полдня, возвращаясь домой лишь под вечер. Откровенно говоря, изобилия рыбы там не было и в те годы, хотя этот вывод может быть субъективным и объясняться отсутствием у меня должного опыта. Чаще всего моей добычей были кефаль и горбыль.
Для сестры восторг ее младшего брата от подводной охоты был лучшей благодарностью за доброту, за тот ее королевский подарок. Как незначительную, но материальную благодарность можно рассматривать свежую рыбу, которую я постоянно приносил к нашему столу. Однажды попотчевал сестру особым деликатесом — небольшой севрюгой.
Лет через пять или даже больше после той золотой поры, Тамара вновь отдыхала во Фрунзенском. На пляже речь зашла о рыбе и рыбаках. Кто-то из мужчин посетовал, что сейчас не знает добычливых рыбаков, а вот когда он отдыхал здесь несколько лет назад, один худенький парнишка постоянно носил с моря крупную рыбу. "Правда, он был подводным охотником", — уточнил собеседник. Сестра начала расспрашивать, как выглядел тот юный охотник, какое у него было ружье и, убедившись в правоте своих догадок, объявила, что то был ее младший брат. Тамара гордилась мною, и это было ей еще одной благодарностью за сотворенное однажды добро.
С моим наставником мы осваивали бесконечные водные просторы перед головой Медведя, заплывая от Фрунзенского все дальше и дальше. Там было нетронутое царство Нептуна. Самая красивая картина, которая запала в мое сердце — это большие стаи морских ласточек, вьющихся у отвесных подводных стен. Эти небольшие черные рыбки с сильно раздвоенными хвостами, как у настоящих ласточек, кружат у стены, будто птицы у своих гнезд.
Полуметровые сарганы скользят у самой поверхности воды, то появляясь, то исчезая за небольшими волнами. Их стреловидные тела сверкают на солнце серебром и отливают синевой, словно перекаленная сталь клинка.
На дне среди не очень привлекательной бурой растительности полно зеленух, губанов, рябчиков и морских собачек. Там, где травы нет, а одни лишь голые камни, стоят, кося глазом, одиночные каменные окуни.
Оказавшись на голом песчаном дне, часто встречал я стаи барабулек. Издалека они не заметны, так как имеют желтенькую защитную окраску. Нырнув и приблизившись ко дну, вдруг замечаешь, что тут много этих рыбок и все они заняты одним и тем же — наклонившись, отыскивают корм в песке своими усиками. Рыбка эта, хоть и небольшая, но очень вкусная и, как говорят, в давние времена пользовалась популярностью у султанов. Возможно, поэтому ее второе имя — султанка.
Однажды мы решили заночевать на большом диком пляже. Воспоминания, оставшиеся от той ночи, не потеряли своей остроты и сказочности и сегодня!
Костер разжигать было нельзя, иначе очень скоро могли прибыть пограничники, и, в лучшем случае, выдворить нас с пляжа. Южные ночи и без того темные, а тут позади нас полукилометровой высоты гора, справа и слева скалы и только прямо перед нами и над нами залитое звездами небо. Совершенно спокойное море люминесцировало, если его потревожить. Опускаешь ладони в воду, и вспыхнувшая голубым светом вода освещает, делает их видимыми. Набираешь воду в ладони и выливаешь из них светящуюся струйку, которая разбрызгивает не капельки, а искры. Прямо волшебство!
Задремать мы так и не смогли. Стоило замереть, как в тишине ночи раздавался какой-то шум и скрежет. Мы сначала пугались, но скоро сообразили, что это крабы. Десятки и сотни больших и маленьких крабов выбирались на камни, клацали и трещали в темноте, раздирая что-то своими клешнями.
Под натиском этих маленьких, закованных в броню крестоносцев, мы вынуждены были отступить и перебраться вглубь пляжа. На фоне звездного неба постоянно носились летучие мыши, несколько раз бесшумно пролетела большая птица. Мы решили, что это сова. С горы, как только стемнело, кто-то несколько раз резко и противно прокричал. Должно быть, тоже какая-то птица.
В глубине пляжа, под самой горой, покоя тоже не нашлось. Здесь вновь кто-то невидимый шуршал и бегал. Наверное, мыши, крысы и ежи — больше некому. Хотя почему? Могут быть и змеи. Эта мысль окончательно лишила нас сна. Все это в совокупности с ночным холодом, который с горы по ущелью стекал прямо на нас, сделало ту ночь не только бессонной, но и незабываемой.
Как-то повез меня Володя на мыс Кара-Сан (с татарского — Черный хан). Туда мы приплыли на теплоходе, перевалили пешком через гору на другую сторону мыса и оказались на галечном пляже. В двухстах метрах от берега из воды поднимались скалы. Выяснилось, что охотиться будем в открытом море, а скалы, что высились перед взором, лишь ориентир. До этой охоты мне никогда не доводилось плавать с маской на такой глубине, чтобы при прозрачности воды более десяти метров не было видно дна. Пока плыли к скалам, дно хоть и плохо, но просматривалось. Когда же Володя взял курс от скал дальше в море, дно исчезло почти сразу. Должен признаться, что я пересиливал себя, давил в себе невольный страх от огромной глубины и собственной беззащитности перед ней. Хорошо, Володя был рядом. Его присутствие не позволяло мне не только повернуть назад, но и как-нибудь проявить охватившие меня чувства.
Вода подо мной была исключительной прозрачности, и лучи стоящего в зените солнца пронизывали ее. Эти желто-голубые лучи были прекрасно видны в воде, почти осязаемы. Вокруг меня они тысячами вонзались в воду и, уходя под наклоном на большую глубину, сходились в светящуюся точку. По мере того, как плыл я, плыл и этот сгусток солнечного света, оставаясь все время подо мной.
Проплыв от скал еще метров двести по курсу, известному только моему наставнику, вдруг очутились над подводными скалами. До поверхности они не доходили на метр-полтора. Не могу сказать, сколько всего было подводных пиков, так как немного отдышавшись над первым же нырнул. Но... мое ружье отказало. Сломалось так, что требовался серьезный ремонт, и Володя вынес приговор: "Возвращайся на берег".
Легко сказать, — возвращайся! Мне и так было до слез обидно, что добравшись до такого необыкновенного места, совсем без охоты и добычи, естественно, я вынужден отправляться восвояси. И потом надо вновь плыть над той бездной, только теперь одному. Однако выбора не было, и я поплыл.
Когда до скалистых островков оставалось уже совсем немного, мне пришлось претерпеть еще одно испытание.
Все утро, пока не влезли в воду, мы с Володей как обычно говорили о море и об охоте. Как раз в тот день он мне рассказывал о дельфинах. Вроде бы и доброе животное, но может заиграть человека на воде или перепугать до сердечного приступа. Одним словом, жертвы были...
Какой-то шум заставил меня поднять глаза, и, в трех метрах от себя у самой поверхности, я увидел огромную черную тушу! Ужас пронзил меня, как удар током. Натянутые нервы от парения над бездонной глубиной, воображение, подогретое страшными утренними рассказами о дельфинах, вынужденное одиночество и, наконец, сломанное, бездействующее оружие — факторов для Паники более, чем достаточно. К тому же было мне всего четырнадцать лет. Можно себе представить, что я испытал в тот миг. Судорожно вскинул голову над водой, чтобы увидеть вторую половину этого монстра... Фу черт! Да это — моторная лодка! С выключенным двигателем она тихо остановилась рядом.
Люди в моторке спросили у меня, не мы ли те охотники, которые уплыли два дня назад из-под Алушты, оставив вещи на берегу и не вернулись.
Выбравшись на остров, я долго отдыхал физически и морально. Плавал немного и совсем не нырял, а устал почему-то бесконечно. Так для меня закончилась эта "охота". Через несколько лет я узнал, что подводные скалы недалеко от мыса Кара-Сан взорваны, дабы не мешали судоходству. Жаль!
Случались и другие острые ситуации, но остановить меня в занятиях морской охотой уже не могло ничто. Я только мужал, набирался опыта и сил.
Окончив среднюю школу, пришлось решать извечную проблему: куда пойти учиться. Среди аргументов в пользу Черноморского высшего Военно-Морского училища, расположенного за пределами севастопольской бухты, подводная охота не фигурировала. Но сейчас думаю, что подсознательно я это учитывал. Поэтому следующие пять лет своей жизни удачно сочетал учебу и подводную охоту.
Старше курсом учился мой брат Валерий. Его я тоже привлек к подводному делу, и на какое-то время он им увлекся. К сожалению, после окончания училища судьба развела нас: его направили на Балтийский флот, а меня — на Северный. Брат выпал из-под моего "подводного" влияния и утвердился как заядлый и хороший рыболов. В моей подводной биографии тоже получился трехлетний перерыв на период службы в Заполярье. Конечно, я по выходным не сидел у печки, а проводил их в сопках с дробовиком в руках, но охота на зверя и птицу и подводная охота совсем не одно и то же.
С момента перевода по службе в Москву, то есть с 1971 года, "Зауэр" и "Иж-12" вынимаю из чехлов два-три раза в год. Зато теперь у меня шесть пневматических подводных ружей, несколько комплектов снаряжения и ворох необходимых туристических "мелочей", три лодки и один десятиместный плот. И это отнюдь не коллекция. Все в работе, под каждую ситуацию и время года есть свое снаряжение и оружие.
За 32 года офицерской службы я воспользовался двухнедельными путевками на турбазы всего дважды: поехал вместе с женой в горы, чтобы пройти пешим и конным маршрутами. Все остальные отпуска проводил только в своей лодке и палатке. Места для путешествий выбирал самые заманчивые (надо понимать как "самые рыбные" и "самые глухие") и на любом удалении от столицы. Почти всегда рядом со мной были жена и сын.
Сыном я могу гордиться с полным на то основанием. Свою первую щуку он добыл в более раннем возрасте, чем его отец. У него есть и талант к подводной охоте, и бесстрашие, и необходимые навыки. Отправляясь в туристические походы, учась в старших классах школы, а затем в институте, он всегда находился в центре событий. Володя выбирает маршрут, определяет список необходимых продуктов и вещей, места для стоянок, первым собирает дрова, разводит костер, готовит еду, играет на гитаре и поет, а в заключение еще и потчует компанию подстреленной свежей рыбой. Возвращаясь из похода, с восторгом рассказывает об увиденном, о красоте природы. Последнее особенно радует, так как означает, что я не только научил его делать десятки полезных дел, передал свой опыт и знания, но и привил ему главное — умение понимать, чувствовать и любить родную природу. У меня нет сомнений, что это положительно скажется на его жизни, которая еще вся впереди.
Сам я подводную охоту не бросаю и не брошу ни при каких обстоятельствах. Лет пять назад "посетил" меня радикулит. Но и в согнутом положении по моему настоянию друзья отвезли меня на реку Угра за 250 километров от Москвы, где сами охотились, а я их ждал и завидовал, лежа на берегу.
Когда пришло время ночевать, друзья разложили сиденья в машине, надули резиновый матрас и уложили меня: сам я не мог двигаться.
Можно было бы привести немало примеров из жизни, которые наглядно характеризуют мое отношение к своему хобби. Ну, например ...
Когда я охотился в мокром гидрокостюме, вода затекала в уши и они постоянно болели, причем только во время охоты. Жить это не мешало, но мешало охоте. Один доктор, специалист по такого рода болезням, сказал, что боли могут пройти, если выровнять (фактически, обрезать) носовую перегородку. Сразу же предупредил: операция может и не дать желаемого эффекта. Я лег в больницу, мне сделали операцию — результата никакого.
Но жизнь продолжается. И почти каждый выходной день меня можно встретить с моими ближайшими друзьями на одном из подмосковных водоемов: конечно, мы занимаемся подводной охотой. Эти дни, проведенные среди русской природы за нелегким, но любимым делом, делают меня счастливым.
Прошло уже четыре года, как мы отметили семидесятилетие нашего старейшего и активнейшего подводного охотника Л. Логвинова. Он ездит на охоту минимум два раза в неделю, в любое время года и в любую погоду. А ведь Леонид Александрович имеет инвалидность по ранению в ногу с Великой Отечественной... Мне сейчас пятьдесят два и, как говорят у военных, я "практически здоров". Так что хочется думать, что у меня тоже все еще впереди!