По правде сказать, мне есть что вспомнить. За 35 лет число охотничьих дней, уж как минимум, перевалило за тысячу. Зимой — это еженедельные однодневные выезды на природу, летом и осенью — двух- и трехдневные. Продолжительные офицерские отпуска также посвящались подводной охоте, и лишь изредка я путешествовал по родному краю с удочкой и охотничьим ружьем.
Перебирая в памяти и отыскивая самые интересные, наиболее удачные поездки на подводную охоту, приходишь к неожиданному и печальному выводу: их было не так уж и много. Особенно трудно причислить к таковым длительные, дальние поездки в периоды отпусков. Всегда хотелось побывать в новом месте, на неизведанных реках и глухих озерах, а информация по условиям охоты на них зачастую оказывалась ориентировочной. А то и вовсе — ошибочной. Мутные реки, озера с красной болотной водой, отсутствие пресной воды для питья и приготовления пищи, непреодолимые трудности с транспортом до места и обратно, продолжительные ветры и штормы на море и больших озерах, наконец, просто отсутствие рыбы — что только не мешало нашему хобби! Пожалуй, один отпуск и можно назвать во всех отношениях удавшимся — тот, что мы провели на островах нижнего течения Днепра.
Как обычно, мы спланировали свои отпуска вместе с семьей Харченко. По возрасту, составу семьи и интересам мы очень похожи, поэтому многие годы нас связывает искренняя и надежная походная дружба.
Поезд до Херсона, теплоход до Новой Каховки и речной трамвайчик, за 10 минут перебросивший нас через широкий Днепр на один из островов, что прямо напротив города — вот вся нехитрая дорога до этого райского места. Я не преувеличиваю. Судите сами: обычная дневная температура воздуха 24—26 "С и немногим меньше — в реке. Палатки мы расположили в тени и прохладе огромных тополей, в 10 метрах от удобного для купания берега. Мошки и комара, практически, нет. Преодолев на одной из наших надувных лодок 300-метровую протоку, оказываемся на правом берегу Днепра. Здесь вытянулось вдоль берега село Казацкое, откуда ведрами и авоськами чуть ли не ежедневно возили мы в свой лагерь абрикосы, вишню, позднюю черешню, яблоки, груши. Все эти дары украинского частного сада отличаются от тех, что лежат на прилавках московских рынков не только символической ценой (нередко мы получали это бесплатно), но и абсолютной свежестью и великолепным вкусом. Парное молоко, самодельная сметана и творог, свежие яйца и овощи мы также покупали у селян. В сельском магазинчике — свежий хлеб. Вот и скажите, как еще, кроме "райской", можно назвать жизнь москвичей при таком обеспечении на зеленом острове?!
Впрочем, это лишь одна сторона нашей островной жизни. Для мужской части компании не менее существенной была возможность успешно заниматься подводной охотой и рыбалкой. И тут я вынужден вновь применить слово "рай", так как акватория вблизи острова действительно была райским местом для охотника и рыбака.
Первое, что бросается в глаза и поражает воображение всякого в том районе на берегу Днепра — это часто попадающиеся на прибрежном песке скелеты крупных судаков, сазанов, лещей и пр. Останки крупных рыб — результат работы Каховской ГЭС, расположенной в километре от нашего острова, а также винтов речных судов и моторных лодок. Раненую или убитую рыбу приливом (я не оговорился: периодически полуметровые приливы и отливы в реке создаются все той же ГЭС) и волной выбрасывает на берег. Затем за дело принимаются чайки, вороны и муравьи, оставляя на берегу впечатляющие скелеты.
Летом воды Днепра очищаются, и прозрачность становится удивительной — до 5—6 метров. Самые разнообразные подводные ландшафты с обильной растительностью и любые глубины дают здесь убежище и корм очень многим видам пресноводных рыб. Если называть только те из них, которые достигают больших размеров и потому представляют интерес для подводного охотника, то это сом, сазан, щука, судак, толстолобик, линь, карась, лещ, окунь и язь. Почти всех представителей этого внушительного списка мы там видели и стреляли.
Первая подводная охота не была особо захватывающей, так как мы с моим другом Валерием опустились прямо напротив палаток, а там места для рыбы были явно не лучшие. В самом углу нашей бухты на глубине метра паслась стайка хороших карасей. Но они были очень пугливы и добыть их удавалось только методом залежки. К слову сказать; ложиться на дно, задерживая дыхание на максимально возможное время, и ждать появления рыбы, то есть примерять морской метод охоты — залежку, приходилось на Днепре очень часто. Это объясняется, на мой взгляд, двумя обстоятельствами. Во-первых, незначительным течением, либо его полным отсутствием и потому повышенной чуткостью и пугливостью рыбы в тихой воде. Во-вторых, из-за этого же отсутствия течения, а также из-за плотины ГЭС, которая преграждает путь поднимающейся по реке рыбе, она имеет возможность постоянно перемещаться и делает это в поисках корма и пути наверх. Кроме того, не исключено, что на активность рыбы влияют и приливы с отливами. В последующие дни, залегая где-нибудь на границе травы, мы дожидались и стреляли всю имеющуюся в реке рыбу, за исключением сомов. У них, как известно, активным временем является не день, а ночь, и добывать их в светлое время можно только методом поиска.
В первый раз отправившись на надувной лодке в село за фруктами, мы, пройдя уже более половины пути, обнаружили поднятие речного дна. Высокая трава подводного холма всего метр не доставала до поверхности. По опыту мы уже знали, что такое донное поднятие, лежащее на пути движения больших стай рыбы и не испытывающее никакого пресса со стороны рыболовов, должно быть любимо и часто посещаемо подводными обитателями. Так и оказалось.
Обнаруженное нами место представляло из себя поднимающийся со дна реки гребень. Плоская крыша его не достает поверхности, приблизительно четыре метра и заросла рдестом. Полоса подводной растительности, шириной не более 8—10 метров, вытянулась параллельно берегу реки на добрую сотню метров. Свалы гребня не были покрыты травой и под значительным углом уходили вниз. Какова там максимальная глубина, мы так и не узнали. Вот этот мизерный участочек акватории и дал нам столько охотничьей радости, сколько мы не имели от иной реки или большого озера.
Непосредственно в траве отлеживались крупные щуки. Этих пятнистых хищниц надо было разыскивать среди гус тых зарослей и они подпускали нас довольно близко. Поэтому нередко и становились нашей добычей. К сожалению, мы оказались технически не готовы к охоте на крупную рыбу, да еще при такой высокой прозрачности воды. У нас имелись недостаточно мощные, короткие речные ружья. Проклиная себя за такую оплошность (в Москве остались мощные морские и полуморские ружья), мы, дабы увеличить силу боя, повышали до предела давление в ружьях и остро-остро затачивали одинарные наконечники. Увы, это мало помогало. Особенно ярко проявлялось наше бессилие при встречах с сазанами — этими бронированными речными "танками". ....Первая группа крупных сазанов прошла от меня в полутора метрах. Гарпун моего ружья ткнулся после выстрела в рыбий бок, как в каменную стену. Сазан продолжил движение, совсем не прореагировав, будто ничего не произошло. Буквально на следующем нырке вновь появились сазаны и проследовали точно по тропе первых. В этот раз я был к ним еще ближе, но после выстрела сазан лишь слегка дернулся и немного изменил направление движения, даже не прибавив скорости. На наконечнике крепко сидела одна чешуйка величиной с пятак. К сожалению, подобных охотничьих ситуаций было предостаточно.
По той же причине у меня дважды срывались крупные щуки (около 10 кг). Стрела не могла пробить рыбин навылет, щуки рвали себя и уходили. У Валерия такая же крупная хищница так дернулась, что порвала линь и умчалась со стрелой в боку. Правда, тут уже охотник сам виноват, так как еще до начала охоты заметил, что капроновый плетеный линь в месте крепления к скользящей втулке на стреле начал лохматиться. Именно это слабое место и не выдержало — подвело.
Обычно мы ложились на дно в траву, причем таким образом, чтобы голова охотника и его ружье слегка выдвигались из естественного укрытия, и подводный склон находился в поле зрения. Оттуда, из мрачной глубины и приходили "монстры". Иногда рыба перемещалась вдоль склона. Так Валерий видел судака, явно больше метра длиной, который показался ему очень похожим на некое доисторическое существо: чешуя не была однотонной, словно поросла местами мхом, голова угловатая, страшная, да и во всем его облике не было обычной стройности, обтекаемости и красоты, присущей рыбе. И, хотя охотник отчетливо видел медленно плывущую перед собой рыбу, даже видел, как пульсировали у нее жаберные крышки, стрелять не стал: слишком велика дистанция для ружья, которое он держал в руке. Горе-охотник замер, словно окаменел, и если что и вздрагивало в нем, то это натянутые нервы. Не удивительно, ведь уплывал рекордный экземпляр, какого он уже, наверняка, не встретит, а "царь природы" был бессилен!
В другой раз, лежа на дне в такой же позиции, я, так ничего и не дождавшись, уже намеревался всплыть. Посмотрел вверх (так всегда надо делать, дабы не упереться головой в днище проплывающей весельной лодке) и... замер. Надо мной, наверное, в метре от поверхности, проплывала большая рыбина. Меня поразила необыкновенная пропорциональность и обтекаемость ее форм — словно подводная лодка уверенно двигалась в толще воды в заранее назначенную позицию. Любая рыба снизу белая, но на фоне яркой, мерцающей бликами поверхности, эта казалась монотонно серой. Я впервые видел толстолобика, тем более снизу, да еще такого крупного, поэтому в тот момент не мог с полной уверенностью сказать, что это именно он. Сомнений не осталось лишь после того, как в одну из охот я наблюдал несколько стай этих рыб.
Не совсем обычным способом мы стреляли окуней: использовали их отличительную черту — любопытство.
...Завидев проходящую в верхних слоях стаю окуней, у них на виду ныряю и ложусь на дно. Стая проходит мимо, но один, как правило, отходит и по плавной дуге начинает снижаться, приближаясь к заинтересовавшему его объекту и постепенно замедляя ход. Вот он совсем остановился. Стрелять рыбу в такой позиции — почти наверняка промахнуться. Если я выдержу и не спугну окуня, то скоро он, удовлетворив свое любопытство, начнет отворачиваться. В этот момент и следует стрелять.
Наши с Валерием 12-летние сыновья в этой обстановке мужали и набирались сил не по дням, а по часам. Когда первый раз вместе со мной и рядом с плывущей лодкой мой сын Володя проплыл все полкилометра от берега до берега, он так вымотался, что не мог ощутить себя ни счастливым, ни гордым. С резко осунувшимся лицом, болтающимися, как плети, руками, он неуверенной, шатающейся походкой вышел на наш пляж и рухнул на песок. Моя жена тревожно взглянула на замученного сына и с укоризной — на его мучителя, то есть меня.
Но так было только в первый раз. Уже вскоре наши дети не испытывали подобного напряжения, проплывая это расстояние дважды: туда и обратно. Тела их стали бронзовыми от загара, налились силой. Много времени они проводили в глубине заливчика с удочками, иной раз с успехом вылавливая красноперок. И на подводную охоту они тоже иногда отправлялись, используя при этом сшитые специально для них курточки из губчатой резины, собственные ласты и наши ружья со всем снаряжением.
Очень интересны были экскурсии вглубь острова. Например, там было совсем маленькое, прямо игрушечное, озеро, в котором жили земноводные черепахи. При нашем приближении они с наклонного, уходящего в воду ствола дерева соскальзывали и плюхались в воду. В этой же луже жил сазан килограмма на полтора: когда мы сидели на берегу, он вдруг всплыл к поверхности, метра три проплыл и снова погрузился. Мы, конечно, побежали за удочками, но выловить его нам так и не удалось.
На тропинке от озера к нашему берегу мы не один раз вспугивали выводок тетеревов. Почти над самым озерком, на кронах огромных тополей устроила свои гнезда колония цапель. По всему острову разгуливали и паслись без всякого надзора полудикие кони с жеребятами. Даже у нас, взрослых, складывалось впечатление, что мы оказались в затерянном, прекрасном мире, где на каждом шагу встречаешь что-то необычное и незнакомое цивилизованным горожанам.
Однако даже рай приедается. И как бы ни было хорошо, но очень часто душа охотника и рыбака взамен сытой, благоустроенной жизни требует перемен. Вот и мы загрузились в лодки, снялись с насиженного места и отправились на поиски нового. Наш остров вытянулся 20-километровой полосой вдоль русла реки, но в нескольких местах он разрезан рукотворными протоками. У первой же протоки мы остановились. Вода в ней была очень мутной. Валерий поплавал несколько минут и сообщил, что мутным является только поверхностный слой, а под ним очень прозрачная вода и на дне, между прочим, полно раков. Пока мы готовили обед, он насобирал их десятка три. Замечательная добавка к меню!
После обеда, проплыв еще километра три вниз по течению, наши лодки углубились в очередную протоку. В прибрежных лесопосадках мы нашли хорошее место для стоянки. Там и устроили свою вторую и последнюю базу.
Подводная охота здесь также была успешной. В 50 метрах от нас мелководный проход соединял протоку с системой озер, расположенных внутри острова. Мы пристрастились туда плавать и добывать линей. В мелких теплых озерах для этой рыбы просто рай. Бронзово-зеленые толстяки очень осторожны и подстрелить их было совсем не просто. Приходилось плавать очень медленно, тихо заглядывать под плавуны и густую траву и постоянно быть готовым к немедленному выстрелу. Зато по гастрономическим качествам мы отнесли линей на почетное третье место, после сазанов и карасей.
На этой стоянке почти ежедневно в наше меню входили раки. Их было в избытке повсюду в протоке. Большой самодельный стол весь накрытый ровными рядами уже отваренных, красных раков, был очень привлекателен для наших взоров. И не только взоров...
В нашей относительно спокойной островной жизни было одно событие, взбудоражившее всех. Когда мужчины находились на берегу внутреннего озера, собираясь сесть в лодку и заняться рыбалкой, из-за лесочка, который отделял нас от лагеря, донесся женский призыв о помощи. Мы, где были, бросили все снасти и, не разбирая дороги, напролом через лес понеслись на зов. Я выскочил на берег первым и увидел Инну и Антонину целыми и невредимыми, но, явно в сильном волнении, показывающих на протоку водоема. Там на поверхности была большая белая рыбина. Толстолобик — а это был он — несмотря на разбитую голову, еще имел силы для того, чтобы изредка нырять. Но делал он это из последних сил. Не задавая вопросов, я, как был в кроссовках и джинсах, прыгнул с обрывчика прямо в воду, осторожно зашел со стороны русла, подвел под него обе руки и резко выбросил 10-килограммового толстолобика. Он шлепнулся на траву не бездыханным телом, а еще какое-то время -побился, размахивая огромным хвостом. Тут же на него навалились наши ребята.
Эта рыбина была сказочно вкусна, запеченная под костром в тесте. Верно говорили местные профессиональные рыбаки, что из всех сортов пойманной рыбы лично для себя они отбирают только толстолобиков, причем самых крупных. Ужин, состоящий из этого едва ли не самого вкусного рыбного блюда, которое мне доводилось пробовать до и после этого случая, стал очень приятным прощальным эпизодом нашего пребывания на острове.
Наутро мы расставались с Днепром и гостеприимной Украиной, еще не догадываясь, что в походной жизни нашей семьи окончился самый замечательный, самый удачный отпуск.
(с) Дом Рыбака - 2001